Я лежал на спине и заворожено глядел в ночное августовское небо, щедро усыпанное мириадами звезд. Погода стояла теплая и сухая, комары и мошки куда-то исчезли. Ноги и спина гудели от продолжительной ходьбы от снасти к снасти и с берега к бивуаку, разбитому на высоком берегу красавицы Лены.

От огороженного жердями стога остро пахло сеном. Изредка слышался треск горевших в костре тальников, и от всего этого, такого мирного, теплого и большого не хотелось шевелиться. Черная ночь как будто поглотила меня, время от времени создавая иллюзию полета над бескрайними речными просторами. Наверное, я дремал и сквозь ватную эту дрему все же слышал всплеск попавшейся на жерлицу рыбины. Но я не вставал, продолжая летать где-то далеко-далеко.

Приглушенный расстоянием разговор, вывел меня из забытья. Я встал, подвесил над костром чайник, отошел на несколько шагов и стал вглядываться в темноту. Со стороны скошенного луга должны были появиться мои товарищи, ушедшие два часа назад на озеро ловить живцов для жерлиц.

— А я тебе говорю, что снежный человек есть, я сам его видел, — услышал я голос Олега.
— Ну-ну, наверное, даже за ухом у него чесал, — с насмешкой ответил Сергей.
— Не снежный человек, а чучуна, — крикнул я в ночь.

Первым в круг света, отбрасываемого костром, вступил Олег, высокий поджарый пожилой литовец, прилетевший в гости к моим родителям. За ним с ведром в руке проявился Сергей. В этот момент опять сплавилась рыбина, и оба моих товарища вопросительно посмотрели на меня.

— Иду, иду, — проворчал я и, подхватив керосиновую лампу, спустился к воде. На реке был штиль, но вырезанное из тальника удилище одной из жерлиц раскачивалось, как от ветра. Я осторожно вступил в воду, дотянулся до лески и медленно потянул ее на себя, выбираясь при этом на берег. По первым ощущениям показалось, что попался большой налим, потому что рыба не дергала резко, а упорно тянула в глубину. «Нет, — подумал я, — налимы не сплавляются. Может, осетр забрел так близко к берегу, решив полакомиться гольяном». В это время в тусклом свете лампы мелькнул светлый бок рыбины. «Нет, не осетр. Щука, наверное», — думал я, медленно подтягивая леску и стараясь не делать резких движений. Но рыбина уже почувствовала близость берега и удвоила усилия.

— Мужики, спускайтесь, боюсь, один не справлюсь, — прокричал я в темноту.

Рыбина резко рванула вверх и опять сплавилась метрах в семи от берега. В темноте я опять не разглядел, кто это был. На какое-то время я отвлекся от вываживания, залюбовавшись ярким метеором, пытавшимся достичь нашей самой прекрасной во всей вселенной планеты. Но ему это не удалось, огонек таял в черном небе, разбрызгивая последние чуть видимые искорки.

Рыбина, как будто обиделась на меня за то, что я отвлекся, и еще раз сплавилась.

— Ну, где вы, черт побери! — повернувшись в сторону лагеря, прокричал я.
— Идем, идем, — раздался голос из темноты, и кто-то спрыгнул на берег, запнулся и упал.
— Анатольевич совсем рыбачить разучился. Щуку уже один вытащить не можешь, — бормоча и хромая, подошел ко мне Сергей.
— Вот представь себе, не могу. Да и не щука там, похоже.

После этих слов Сергей перестал хромать, а кислое выражение лица от перспективы возиться с надоевшими за вечер щуками, резко изменилось.

— Дай-ка подержаться, — выхватил он леску из моих рук. — Вот тянет! Таймень, может?

Сзади послышался шелест осыпавшегося с обрыва песка, и из темноты появился Олег с топором в руках:

— Где таймень? — шепотом спросил он, как будто мог спугнуть этого воображаемого тайменя. — Дай я вытащу.

Но завладевший леской Сергей уже не собирался ее никому уступать.

— Олег, брось топор, притащи лучше багорик, — сказал я. — Он на веревке висит, где рыба вялится.

Олег схватил лампу и убежал к табору. Рыбина, что удивительно, не уставала. Она, то подплывала к берегу, то мощно уходила на глубину и не собиралась сдаваться. Олег вернулся с багром.

— Ну, Серега, тяни без остановки.

Я шагнул в черную, теплую воду слева от Сергея. Олег сделал то же справа.

Сначала светлое пятно появилось возле Олега, но, видимо, рыба увидела в темноте голые, светлые ноги Олега и метнулась вдоль берега в мою сторону. Сергей не травил леску, отчего она со звоном рассекала воду. Через мгновение пятно появилось возле меня. Я полоснул по пятну багориком, но в темноте промахнулся. Рыбина не кинулась прочь, а замерла на месте. Этого мгновения мне хватило, чтобы завести багорик под рыбину и рвануть на себя. Сергей за леску, я за богорик

— потянули бившуюся рыбину на берег. Олег потешно скакал вокруг нас, пытаясь просунуться к рыбине. Наконец, она была на берегу.
— Нельма! — враз вскрикнули мы от удивления и удовлетворения.
— Вот так да! Сроду не видел, чтобы нельма на жерлицу ловилась, — гладя ее широкий серебристый бок, сказал я.
— И я, — откликнулся Олег.
— Да уж, особенно у вас в Литве, — подколол его Сергей.

Жерлицу «зарядили» и снова забросили в воду. Взвесив нельму на стареньком безмене, удивились — девять с половиной килограммов!

Чайник, поставленный мной на костер, почти выкипел. Мы долили воду и через десять минут уже пили чай, весело обсуждая новую тему.

— А что ты про чучуна рассказывал? — спросил я Олега, когда о нельме говорить надоело.
— Да вот молодой не верит, что они есть на самом деле. А я сам видел.
— А ты расскажи, я верю во все лесные чудеса.

Я знал историю жизни Олега по рассказам отца, с которым он дружил еще в страшные сталинские времена. Восемнадцатилетнего Олега со всей их семьей депортировали из Литвы в Якутию. Сначала везли в вагонах для скота, потом погрузили на баржи и отправили вниз по Лене до острова Тит-Ары, что далеко за полярным кругом.

Остров Тит-Ары

Приплыли они туда в сентябре, практически зимой. Одежды теплой не было, инструментов тоже. Остров — голый камень и песок. За время пути умерло много людей* и для высадившихся на острове не было шанса выжить. Олег это понял и решил, что лучше умереть, пытаясь спастись, чем ожидать медленной смерти. Зашел в ледяную воду широкой Булкурской протоки и поплыл. Выбравшись на коренной берег, прибился к местному стойбищу эвенов и стал с ними жить. Возил на собачьей упряжке почту, как когда-то возили ее ямщики на лошадях.

— Однажды, — начал рассказ Олег, — попал я со старым эвеном в место, где, по мнению аборигенов, водились эти самые чучуна. Эвены те места всегда обходили. Но вышло так, что в этот раз, спасаясь от пурги, нам пришлось проезжать мимо этого места и ночевать в старом, неизвестно кем поставленном, зимовье. В зимовье этом была даже печурка, которую мы растопили. Старый эвен был молчалив и чем-то озабочен. А когда я спросил его, в чем дело, он ответил, что бы я был готов к чудесам, но при этом не боялся. Тогда я спросил, какие именно чудеса должны произойти, на что он сказал буквально следующее: «Мы можем услышать стук в стены, сильный стук. Но ты не бойся. К нам, в зимовье, может прийти существо похожее на человека, но не человек. Но ты должен сделать вид, что никто не пришел и тихо лежать, делая вид, что спишь».

Я посмеялся над старым эвеном и завалился спать, а через некоторое время проснулся от стука в стену. Потом открылась дверь и, в зимовье вошло лохматое существо довольно высокого роста. Существо встало возле печурки и в отсветах света, пробивающихся сквозь не плотно закрывающуюся заслонку печи, я видел, что шерсть у него была светлая и длинная. В зимовье оно пробыло минуты две-три и вышло, не закрыв за собой дверь.
Утром старый эвен рассказал мне что неподалеку лежат останки такого же существа, которого убил один из их охотников года два назад. Я попросил, чтоб эвен показал мне это место, но он очень боялся и отказывался. Долго его уговаривал и уговорил. Сам он туда не пошел, а мне очень подробно описал место, где я и нашел растасканные уже кости этого существа.

— Вы, наверное, надрались тогда с эвеном этим огненной воды, вот и мерещилось вам, — сказал Сергей, дослушав рассказ.
— Если не верите, можете сделать запрос в КГБ, — ответил на это Олег. — Я по молодости дурак был, верил, что если расскажу о снежном человеке — Чучуне, то меня за сенсацию освободят, вот и написал письмо об этом случае самому Сталину. Теперь лежит, наверное, в архиве. КГБ бумаг не выбрасывает.
Тут мы опять услышали всплеск на воде. Соскочили как по команде и кинулись к жерлице. Но на ней оказалась банальная трехкилограммовая щука.

*Ныне на острове Тит-Ары воздвигнута стела, в основании которой на металле на четырех языках — финском, эстонском, литовском и латвийском — высечены фамилии тех, кто навеки остался погребенным в эту мерзлую землю острова.

Кладбище на острове Тит-Ары