Случай этот произошел на реке Белянка, которая несет свои чистые, бирюзовые воды по древним и диким склонам Верхоянского хребта. День стоял солнечный, не по-осеннему ясный и безветренный. В бледной синеве неба, в спокойном, прозрачном воздухе парила огромная хищная птица.

Я и брат Михаил медленно брели по галечному берегу, облавливая спиннингами ямы за перекатами. Клевало не очень хорошо, на кукане висели всего шесть толстых, разукрашенных красноватыми разводами ленков. Все чаще мы присаживались на сухие стволы принесенных весенним паводком деревьев, курили и молча разглядывали багровые, золотые, коричневые и изумрудные пятна тайги на склонах гор.

Брат мой не любит спиннинговую рыбалку. Со мной он пошел лишь из опасения, что я, бродя по многочисленным островам, где обитало немало самых настоящих хищных зверей, мог попасть в неприятную историю. Кроме спиннингов у каждого из нас за спиной висело ружье. Так уж в тайге заведено — без оружия далеко от лагеря не отходить. Ружье, конечно, мешает рыбачить, но очень часто бывает необходимо при неожиданной встрече с хозяевами тех мест — медведями.

Михаил, опытный и умелый охотник, то и дело предлагал закончить рыбалку, ссылаясь на то, что рыбы и без этого «баловства» много. Рыбы на самом деле было поймано и засолено много — он наставил сетей по всем заводям. Но и зима в Якутии длинная.

Пошли дальше. Брат заворчал: «Тратим время… Лучше б поохотились…».

Я не спорил, каждый из нас вкладывал свой смысл в понятие «рыбалка». Наконец, я сдался. Мы свернули спиннинги и направились в обратный путь к нашему лагерю на живописном, высоком берегу над огромным речным плесом. Плес был похож на горное озеро со скалистыми берегами, в зеркальной глади которого отражались вековые лиственницы противоположного берега.

Временами над водой проносились стаи уток, а по утрам можно было увидеть переходивших реку оленей.

Чтобы сократить путь мы пошли по пересохшей протоке между коренным берегом и островом, оказавшимся среди суши. На ходу о чем-то говорили, не особенно вглядываясь в лесные прогалины. Вдруг Михаил схватил меня за рукав.

— Стой! Сохатый… — сказал он почти шепотом.
— Где? — крутил я головой, но никого не видел. — Ну, где?
— На острове он. Чувствуешь, пахнет.

Я посмотрел на него, как на человека, получившего солнечный удар.

— Ты, брат, совсем свихнулся, да? Кто пахнет?
— Да ты разве не слышишь? — искренне удивился он. — Стой тут. Вон за тем завалом. Я сейчас оббегу островок и выгоню его на тебя.

Не успел я и рта открыть, как Михаил скинул рюкзак, бросил на камни спиннинг и побежал вдоль зарослей тальника. Спустя несколько секунд он скрылся за островом. Я, конечно, не поверил ни одному его слову, спокойно вынул пачку сигарет, удобно устроился на толстом бревне, поставив недалеко от себя ружьишко, и с удовольствием закурил.

Хорошо! — думал я. — Воздух — чудо, вот остаться бы тут жить навсегда. Зверя, рыбы полно, леса для постройки дома еще больше.
Незаметно сознание мое наполнилось приятными мыслями. Очнулся я, только когда из кустов с треском выскочил огромный сохатый. Это был бык с роскошными рогами и шикарной бородой. Зверь несколькими прыжками преодолел сухую протоку и исчез в тайге коренного берега. Мне показалось, что галька, вылетавшая из-под его копыт, летела мимо меня, насколько близко он пробежал. Следом за сохатым из кустов вывалился мой брат. Его вид не предвещал ничего хорошего.

— Ты… почему не стрелял? — срываясь на крик, бушевал он.
— Миш, да я думал, ты пошутил, разыграть меня хотел, а сам в кусты… по большой надобности помчался, — лепетал я, очнувшись от пережитого.

Пальцы обожгло сигаретой, перед глазами все еще стоял огромный лось, который даже не взглянул в мою сторону, наверняка понявший каким-то своим внутренним звериным чутьем, что я ему не опасен. «Мимо Мишки он так запросто не побежал бы», — почему-то подумал я.

— Столько мяса упустил! — не унимается Михаил. — Я ж тебе говорил «сохатый»! Ты чем слушал, а?

Он посмотрел на меня так, что я все о себе понял. «Да, не выйдет из меня охотника никогда, и зверя я едва ли научусь выслеживать, и в тайге мне не жить», — думал я, наблюдая, как брат ловко закинул за плечи тяжелый рюкзак и быстрым шагом направился к лагерю.

После обеда братья мои ушли на охоту, а я со спиннингом отправился на озеро, замеченное в день прилета с вертолета. Я шел по осенней тайге, то срывая переспелые ягоды голубики, то разглядывая заросли кедрового стланика, на густо опушенных хвоей ветвях которого красовались аккуратные, мелкие шишки с орешками. Орешки эти излюбленное лакомство не только белок и медведей, но и мое. Вскоре я вышел к озеру с почти коричневой водой.

Наверное от торфа, — подумал я.

Первый же заброс принес полуторакилограммовую щуку. Следующий и все остальные — точно таких же пятнистых красавиц. Ни одной пустой проводки. Стоило блесне упасть в воду, мгновенно следовал удар и суетливое метание очередной щуки. Все рыбины были одного размера, как будто их кто-то откалибровывал.

Уложив шесть щук в рюкзак, я отправился в обратный путь.

В лагере я распотрошил их, почистил, разрезал на крупные куски, плотно уложил на огромную сковороду, посолил, поперчил и залил сверху консервированным лечо из стеклянной банки. Всю эту кулинарную экзотику поставил на костер, и к приходу братьев у меня получился отменный ужин.

Никто больше не вспоминал упущенного сохатого. Но с тех пор братья никогда не ставили меня в «номер», а если и приглашали на охоту, то отправляли в загон, где я с шумом и треском, должен был продираться по густым зарослям, выгоняя из них все, что там водилось. Зато если я слышал выстрел одного из них, то был уверен, что у нас одним трофеем стало больше, а в лесу на одного обитателя меньше.